— Мне будет жаль расставаться с ними, но в конечном итоге это ради их же блага.
Жаль?! Я поперхнулся, захлебнулся, закряхтел, отпил еще глоток кофе, улыбнулся и заявил:
— Вот видишь, все в конце концов уладилось!
Должен признать, добрый капитан Массуд организовал наше отбытие по-армейски четко. Двое суток он не спал, подстегивая трудолюбивых техников, и те развили лихорадочную деятельность. То и дело прибывало оборудование, и тут же его энергично расхватывали. Без какой-либо просьбы с нашей стороны он снес перегородки ряда кают, перестроив их в номер-«люкс» для нас с Анжелиной, вплоть до смежного бара. Искры сварки взлетали под потолок, дрели визжали, молотки грохотали, а свинобразы сердито верещали в ответ. Мы отправились домой собрать вещи, и я нашел утешение в выпивке. Мысль о грядущем полете отнюдь не тешила меня. Уймабашлия еще никогда не казалась мне такой привлекательной. Я поднял бокал за мириады ее утех, которые вот-вот уйдут для меня в небытие.
Слишком уж быстро я окажусь во многих парсеках от ее ласковых объятий. Я порядком хлебнул, почтив теплые воспоминания. Расслабился, ворча под нос, вздремнул, глотнул еще — и снизошла тьма…
Неопределенное время спустя я пробудился оттого, что Анжелина ухватила меня за нос. Открыл было рот, дабы возгласить протест, и она тут же вбросила туда здоровенную пилюлю. И залила ее солидным глотком воды. Захлебнувшись, я подскочил, задрожал, как тронутая струна контрабаса, а из ушей у меня повалил дым. Пилюля «Отрезвина» оказывала свое отрезвляющее воздействие, а я содрогался и корчился.
— А это было обязательно? — просипел я.
— Да. Меня уведомили, что праздник по поводу отбытия на корабле уже выдыхается, и взлет состоится, как только мы прибудем. Мы выходим.
Мы вышли. Парадная дверь лишь скрипнула, как только стазис-поле крепко-накрепко запечатало ее. Наш шофер отсалютовал, распахнув для нас дверцу лимузина. В космопорте тоже царил четко налаженный порядок. Мы полюбовались сверкающим на солнце «Свинобразьим экспрессом», избавленным от ржавчины и отполированным до блеска. При нашем приближении лифт съехал вниз, и из него вышел Боливар, радостно замахавший нам рукой.
— Желаю вашему свинобразьему курорту замечательного путешествия. Жду лучезарных вестей с дороги.
Мать обняла его; я обменялся сердечным рукопожатием. Потом мы весело помахали на прощание сыну, силуэт которого скрылся в лучах закатного солнца. Я обернулся, подавив порывистый вздох, к нашему космическому свинарнику. Мы ступили в портал входа, и лифт стремительно вознес нас навстречу будущему, наверняка сулившему массу интересного. Дверь шлюза с жужжанием загерметизировалась.
— Пожалуйста, займите места. До старта три минуты.
Противоперегрузочные кресла уже дожидались нас. Чтобы пристегнуть ремни, потребовались считаные секунды. Счастливая Анжелина пожала мне руку. Я фальшиво улыбнулся в ответ, и тут же двигатели заставили звездолет встряхнуться, будто пробуждаясь ото сна.
Механистрия, мы идем к тебе!..
Едва перегрузки кончились, я отстегнулся и направился — чисто рефлекторно — к только что установленному бару.
— Заливаем бельма с утра пораньше, а?.. — прозвучал у меня в ушах ледяной голос моей ненаглядной. Обернувшись к ней, я отставил бокал и угрюмо кивнул.
— Разумеется, ты права. Я просто почувствовал жалость к себе и прошу прошения. За работу! Дай мне знать, когда придет время коктейля.
— Непременно. А теперь пойду найду Розочку! Этот взлет наверняка перепугал ее.
— А я на мостик.
Мы расстались. Карабкаясь по лестнице, я сетовал об упущенном коктейле. Признайся же хоть себе, Джим, — ты хлещешь горькую потому, что, откровенно говоря, толку от тебя в этом полете ничуть не больше, чем от пятого колеса. С отличным капитаном, бравым инженером в полностью автоматизированном корабле тебе попросту нет работы.
Я поднялся на мостик, и Массуд радостно помахал мне в знак приветствия.
— Деньги на капитальный ремонт потрачены с толком. Мы уже делаем курсовые поправки, и все системы работают…
Его полный энтузиазма доклад прервал треск помех, исторгнутый настенным громкоговорителем.
— Это Штрамм. У нас небольшая проблемка…
— Босс ди Гриз уже в пути! — проговорил я в микрофон, жестом остановив Массуда, приподнявшегося было из кресла. — Вы нужней здесь. Я выясню, в чем дело, и сообщу.
— Вы босс, босс. — Он уселся на место.
Направляясь в машинное отделение, я насвистывал, напрочь позабыв и о выпивке, и о депрессии, как только почуял добычу.
Штрамма я застал угрюмо взирающим на большой подсвеченный индикатор в ряду других таких же. Постучав по шкале, инженер тяжко вздохнул.
— Что? — спросил я.
— Беда, — отозвался он тоном приговоренного.
— Говорите.
Что он и сделал — с чудовищным переизбытком технических подробностей, как и любой инженер, заарканивший слушателя.
— Как вам известно, этот корабль капельку архаичен. У него нет левитационного поля для взлета и посадки.
— Но мы же взлетели!
— С большим трудом. Когда вы в последний раз пользовались противоперегрузочным креслом?
— В армии…
— Правильно. Все современные гражданские корабли используют компенсаторы перегрузок.
— Но мы же взлетели…
— Взлетели. Но с посадкой у нас будут проблемы.
— Объясните!
Он снова постучал по шкале.
— Показывает полный бак. А бак отнюдь не полон. Я тут вспомнил, как застал здесь этого борова Рифути. И начал гадать, не устроил ли он тут заодно еще какую-нибудь диверсию. Потом проверил этот бак реактивной массы для ядерных ракетных двигателей. Для взлета нам пришлось использовать часть этой массы, а стрелка показывает, что бак полон. Такого быть попросту не может. Так что я прибег к сбросу и перезагрузке — вот так.