— А вам известно, насколько жарко будет, когда это Припухание закончится?
— Нет. Я могу это измерить, но, разумеется, до завершения Припухания мы ничего не ощутим.
— Почему?
— Из-за разрежения наших молекул во время Припухания все длины волн, естественно, меняются. Изменение температуры мы ощутим, лишь когда наши размеры вернутся к норме.
— И это будет?..
Он бросил взгляд на панель управления.
— Я неуклонно сокращаю время Припухания. На данный момент до завершения у нас пять часов. Но коррекции еще будут.
Поглядев на часы, я установил будильник.
— Вернусь часа через три.
И медленно двинулся к бару и своему выдохшемуся коктейлю. Анжелина вошла в тот самый миг, когда я наполнял шейкер, чтобы сделать новую порцию.
— Кто-то выглядит очень мрачным, — прокомментировала она.
— И, боюсь, по вескому поводу.
Я налил нам обоим. После чего изложил самую суть, зная, что она способна стоически принять любую весть — и ненавидит секретность.
— Через пару часов мы увязнем в солидной передряге.
Повторить все физические данные, которые капитан столь туманно мне прояснил, я даже не пытался.
— Подробности и чересчур сложны, и совершенно неизбежны. Единственное, что я могу сказать однозначно, это что в конце Припухания мы можем попасть в беду. То бишь погореть. Подождем — увидим.
— Тогда и говорить не о чем. Давай допьем и наведаемся к капитану. Мы обязаны попытаться ободрить его.
Моя хладнокровная милая неизменно ободряет меня!
Да и капитан не просиживал в это время штаны. К нему присоединился инженер Штрамм, и оба чуть не по пояс влезли в пульт управления. Панели были вскрыты, и кабели от них тянулись к наспех сооруженному аппарату, прикрученному к пульту сверху.
— Готов к испытаниям, — сообщил Штрамм.
— Поехали!
Капитан щелкнул тумблером. Ничего не произошло.
Это увидели мы. Очевидно, инженеру было видно больше. Расплывшись в улыбке до ушей, он подбросил отвертку в воздух и поймал ее на лету.
— Фактическая суммарная продолжительность чуть меньше двух секунд.
— А нельзя ли еще уменьшить? — осведомился капитан.
— Невозможно. Сигнал завершения Припухания длиной всего три миллисекунды. Его надо транслировать, модифицировать, усилить, передать — и новый курс активирован. Мы уже сократили время активации до предела.
— Ладно, такое мы как-нибудь переживем. Но не помешает проверить еще пару раз.
— Смеет ли смиренное крестьянство осведомиться касательно того, что происходит? — спросил я.
— Все проще простого, — ответил капитан. — Установленная нами здесь электронная схема будет автоматически активирована в ту же микросекунду, когда окончится Припухание. Рассчитан новый курс, направленный на девяносто градусов в сторону от исходного. Мы будем в нормальном пространстве-времени менее двух секунд, после чего внешнее излучение снова перестанет представлять опасность для нас.
— И что же произойдет за эти две секунды? — спросила Анжелина.
— На нашу обшивку обрушится излучение Новой. Удар будет очень сильным и очень внезапным. Предположить, к каким результатам это приведет, я не рискую.
— Следует ли сообщать пассажирам о предстоящем? — спросил я.
— Как капитан этого судна, находящегося сейчас в активном полете, командую здесь я. Я решил, что информировать о происходящем кого-либо еще смысла нет. Как ни стар этот звездолет, построен он прочно и надежно экранирован. Думаю, мы выживем… или…
Затянувшееся молчание прервала Анжелина:
— Или мы даже не узнаем, что с нами стряслось.
— Совершенно верно, — кивнул он.
После этого оставалось лишь как-то убить время. Я отправился освежить наши напитки, а заодно снабдить Штрамма, поскольку теперь он официально был свободен от вахты. Когда я вернулся на мостик с подносом, то обнаружил, что к компании присоединилась Розочка, научившаяся карабкаться по лестницам и теперь свободно разгуливавшая по кораблю. Анжелина стальной щеткой причесывала ей иглы, и животное урчало от удовольствия.
— Сколько еще до конца Припухания? — спросил я, ставя поднос с напитками на картографический стол.
— Около двадцати шести минут, — сообщил капитан. — В минус одну минуту я запущу обратный отсчет.
Мы прихлебывали напитки в гнетущем молчании. Говорить было больше не о чем. Пожалуй, настало время для интроспекции, а не для бесед.
Правду говоря, я даже вздрогнул, когда механический голос заговорил…
— Шестьдесят секунд до маневра… Подавшись вперед, Анжелина взяла меня за руку. Я ответил ей пожатием.
— Тридцать одна.
Секунды беспощадно уносились прочь.
ВСЕ РАЗЫГРАЛОСЬ В МГНОВЕНИЕ ОКА
Остов корабля содрогнулся, стальные стены завибрировали, а пол под нашими ногами чудовищно изогнулся.
Истошно заверещали и заревели три разных сигнала тревоги одновременно. Свет выключился, и в тот же миг погасли все приборы пульта управления. Отлетев к стене, я почувствовал, как она раскаляется.
Затем сигналы тревоги один за другим умолкли, красное аварийное освещение мигнуло и загорелось ровно.
На заплетающихся ногах я подошел к Анжелине и сжал ее в объятиях.
— Давай не будем пытаться проделать это еще раз, — улыбнулась она.
Капитан лихорадочно манипулировал с пультом управления, восстанавливая питание одного прибора за другим.
— Повреждений корпуса нет. Утечки воздуха нет, — доложил он. — Но все датчики, сенсоры и антенны на наружной обшивке испарились.