И увидели, как на поляну вышел человек. Над его плечом обрисовался силуэт лука.
Скрежетун с громовым топотом рванул через подлесок и набросился на чужака прежде, чем тот успел дернуться, — врезавшись в него всей массой и отшвырнув в сторону. Солдат пронзительно взвыл, и я тут же сграбастал его. Прижал ногой к земле и сорвал лук у него с плеча.
— Хорошая свинка, хороший Скрежетун! — похвалил я, оборачиваясь к покрытым пеной клыкам разъяренного зверя. — Хорошая свиночка! — отчаянно воскликнул я, скребя и почесывая луком под иглами вдоль хребта.
Несколько бесконечных мгновений он продолжал сердито ворчать, а я, покрывшись холодным потом, — чесать. Потом ворчание мало-помалу стихло, сменившись довольным урчанием. Чужак у меня под ногой извивался, и я надавил посильнее. Потом сграбастал его за шиворот и вздернул на ноги.
— Пойдешь со мной, зеленый! Только дернись бежать — и пойдешь на корм свиньям…
Скрежетун одобрительно заурчал, и мой пленник затрепетал, как лист на ветру.
Поднятый нами шум переполошил все стадо. Животные жались в кучу в разгорающихся лучах рассвета, кабаны сердито ворчали, матки прикрывали поросят. Я издавал все успокоительные звуки, какие только приходили на ум, только бы угомонить их. Скрежетун же решил, что треволнений на сегодня достаточно, плюхнулся и скоро уже похрапывал. Остальные животные, последовав его примеру, тоже утихли.
— Позволь спросить, из-за чего такой переполох? — осведомилась Анжелина, выступая из-за деревьев и пряча пистолет.
— Вот, — ответил я, снимая ногу с шеи пленника и поднимая его на ноги. В разгорающемся свете дня мы увидели, что он трясется от ужаса.
— Он же совсем мальчишка, — сказала Анжелина. — Ты совсем затерроризировал бедняжку.
— И отнюдь не без причины; стрелы в колчане идут в комплекте с этим луком. Вообще-то я не люблю, когда в меня стреляют из темноты.
— Но сейчас он выглядит совсем не угрожающе, — не унималась Анжелина.
В лучах рассвета пленник стал прекрасно виден — с бегающими глазками, все еще напуганный; его бледно-зеленая кожа была усеяна бисеринками пота. Мундир в бурых пятнах был сшит из какой-то дерюги.
— У меня есть несколько вопросов к нему, — сказал я, ступая вперед. Заскулив, зеленый шарахнулся.
— Хватит задирать ребенка, Джим ди Гриз. Дай я с ним поговорю. — Она с улыбкой повернулась к пленнику, негромко заговорив. Я же, по-свински хрюкнув, сел и потянулся к кувшину сидра.
— Успокойся, юный зеленый друг, я хочу лишь поговорить с тобой, — сказала она. Я же лично считал, что контакт с ботинком в нужном месте добыл бы ответы куда быстрее. — Почему бы тебе не назвать свое имя?..
Крайне неохотно он наконец промямлил ответ:
— Гринчх…
— Это имя — или последствия насморка? — проворчал я. И был по праву оставлен без внимания.
— Ты солдат, Гринчх?
— Нет, не солдат. — Он выпрямился не без гордости. — Следопыт. Лучший следопыт в Среднедрыхе!
«Дивная заявка на славу», — подумал я, но благоразумно оставил свои мысли при себе.
— Но почему ты следил за нами?
— Пришли Плохие! Пытались прятаться в сене, я и Псшер, но они ткнули острые вилы. Вытащили, забрали. Мама!..
— Ну, не волнуйся. Здесь плохих нет…
Это было уже свыше моих сил. Ворча под нос, я направился к корзинке для пикника, отогнал Розочку и принялся копаться в поисках завтрака. У меня за спиной допрос продолжался — очевидно, в моей помощи не нуждались.
Прошло порядком времени, прежде чем Анжелина оставила пленника уныло сидящим под деревом и присоединилась ко мне.
— Если он попробует удрать, свиньи его заживо сожрут.
— Не будь жестоким, Джим, это на тебя не похоже. Он просто неотесанная деревенщина, да вдобавок очень далеко от дома. Он куда больше боится тех, кого зовет Плохими, чем нас.
— Приятно слышать. Может, мы сможем поднять крестьянский бунт.
— Сомневаюсь. Он слишком их боится.
— А кто такие эти Плохие, про которых он твердит?
— Трудно сказать толком, кроме того, что они всемогущи и всевластны. Но одно очевидно. Он простодушен и глуповат, и наверняка безграмотен. В отличие от тех, с крашеными лицами, с которыми мы беседовали. Не знаю, как и почему, но, похоже, относительный уровень интеллекта — очень весомый фактор в равенстве.
Заинтригованный этой идеей, я выпрямился.
— Это многое объясняет. Вот почему те двое, что просили у нас бумаги, позже правили фургонами! У них ограниченный ресурс интеллекта — Плохие! Планета переполнена крестьянствующими болванами, возглавляемыми элитой с монополией на мозги. Но почему…
— Найди ответ, — сказала она с мрачной уверенностью, — и ответишь на самый большой вопрос об этой загадочной планете. Ну, маэстро планировщик, что будем делать дальше?
И действительно, что?
На эту загадку у меня ответов не было.
Уже окончательно рассвело. Все корзинки были пусты, и мы — вернее, я — осушили последний кувшин. Передо мной рисовалось будущее с озерной водицей и голодом. Свинобразы вполне могут протянуть и на подножном корму, но людям это не дано.
— Придется вернуться. Связаться с кораблем…
— На вашем месте я бы этого не делал, — сказал человек, выходя из-под сени леса. — По крайней мере, пока.
Сработал чистой воды рефлекс. Едва прозвучали первые слова, как пистолет Анжелины — да и мой, конечно — уставился на чужака.
— Я не причиню вам вреда. — Он улыбнулся и поднял принесенный лук вверх. — Я им пользуюсь лишь для охоты. Чтобы доказать, что хочу лишь мира, я положу его на землю.